Петр 2. Петербург - Страница 62

Одно из главных правил при организации роддома - ограничение свободного доступа из одних отделений и помещений в другие. Размеры дома не позволяли организовать полный комплекс необходимых помещений, поэтому пришлось серьёзно просчитывать, от каких помещений придётся отказаться, а какие можно достроить позже. Второй этаж дома выделили для обсервационного отделения. Туда попадали те мамочки, у которых при поступлений в роддом выявлено подозрение на наличие инфекционного заболевания. На первом этаже шла цепочка последовательных помещений. После прихожей смотровой кабинет с душевой и туалетом. Далее отделение предродового содержания со своей палатой, столовой, душевой, процедурной и туалетом. Далее родильный блок с предродовой залой (где мамочки ожидают родов), родильный зал, операционная для кесарева сечения (которое в это время пока ещё было смертельным для матери), предоперационная для подготовки хирургов к операции. Далее шли помещения послеродового отделения с палатой, столовой и процедурным кабинетом.

Разумеется, палат было мало, но было запланировано пристроить необходимое дополнительное количество палат в предродовом и послеродовом отделениях во дворе, превращая здание в букву 'П' с вытягивающимися ножками. Большое количество тёплых туалетов решалось также пристройкой помещений вдоль всей дальней стороны дома.

Пришлось отказаться от устройства централизованного водопровода. Слишком новое и дорогостоящее это дело и я опасался, что мастера будут долго возиться вначале с изготовлением труб и вентилей, а потом с их монтажом. Отопление в доме было централизованным. Из печей в подвале горячий воздух подавался по дымоходам в стенах здания. Наличие такой системы было одним из главных условий при выборе особняка.

Дезинфекция помещений и предметов проходила по строгим правилам, за соблюдением которых следил специально назначенный врач. Бельё кипятили два часа, посуду не меньше четверти часа. К сожалению, у меня не было пока хлорной извести и мало соды, но вымуштрованные технички два раза в день отмывали все помещения, от туалетов, до приёмного отделения. Мыла не жалели, хотя я подумывал также ввести бактериологический контроль с помощью микроскопов, которые ещё нужно было изготовить. Спирт использовали для обеззараживания инструментов (которые тоже кипятили). Любителей использовать спирт внутрь выгоняли, кое-кого не только из больницы, но и за Урал.

Врачей обязали заполнять медицинские карты поступающих. Со временем медицинская статистика станет тотальной, а пока я приказал собирать параллельно статистику рождаемости и смертности при родах детей и рожениц по всему городу. Мне нужно было точно знать, сколько жизней спасает эта моя дорогостоящая затея.

Вёсла поскрипывали в уключинах, вода плескалась за бортом, лодка мягко скользила по глади реки. Здесь, на стрежне Невы, я любовался пронзительно синим июльским небом и грелся в лучах солнца. По берегам возвышались дворцы, очень похожие на те, что будут и через триста лет. В такие моменты я хорошо понимаю, почему Пётр I так любил плавать на лодках и кораблях, предпочитая такой способ передвижения хождению пешком по пыльным неустроенным улицам или езде в карете.

Два месяца я в этом мире. Или два месяца, как я обрёл знания будущего. И так и эдак чудно и непонятно с какой же стороны я сам. Наверное, где-то посередине. Дискомфорта особого не испытываю, наверное человеческая психика достаточно гибкая чтобы уместить в себе две личности. В основном я, конечно, мальчик Петя Романов. Говорю сегодняшним языком, думаю тоже со всеми этими устаревшими словами и даже ятями. В том числе о вещах чуждых этому времени. Характер, правда, стал совершенно другим. Флегматичный, сдержанный, внимательный, расчётливый. Ответственность, как ни странно, не давит и в депрессию не вгоняет. Какой-то спокойный фатализм в душе. Бог заботиться обо мне и нужно просто поступать правильно и не сожалеть об ошибках. Кстати, мои представления о том, кто же такой могущественный забросил душу и память Игоря Семёнова из XXI века в сознание Петра Алексеевича, сдвинулись к уверенности, что это Божье чудо. Как-то не лежала душа к версии, что виноваты люди из ещё более далёкого будущего или инопланетяне. Тем более это не природное явление или дьявольский план сил зла.

- О чём задумался, Петя? - прервал моё созерцательное настроение Ваня Долгоруков. Он по-прежнему рядом со мной. Знание будущего не разрушило нашу дружбу. Да, он наглый здоровенный верзила, который смог завлечь меня не в этой реальности в прожигание жизни вместо выполнения долга правителя. Но можно ли осуждать его за это? В этой же ветви истории Петр II другой. У него есть знание будущего, у него есть характер и настойчивость. Интересы мои теперь сосредоточены не на охоте, играх и прочих развлечениях, а в общении, исследовании окружающего и в попытках как-то изменить жизнь к лучшему.

- Да так, Ваня, любуюсь окружающим.

Долгоруков оглядел берега и цикнул.

- Не... на природе лучше, тем более летом. Лес, река, охота, рыбалка, банька... - Ваня мечтательно закатил глаза. - Поедем в Петергоф уже, наконец, Петя, а то лето скоро закончится!

- Хотелось бы, да некогда, Ваня. Ты лучше скажи, в скачках будешь участвовать?

- Не... я тяжёлый для лошади, а тяжеловозы скачки не выигрывают. Чтобы побеждать в скачках наездник должен быть лёгким. Например, как Никита. Никит - ты в скачках участвуешь? - Ваня толкнул задремавшего Трубецкого.

- А? Чего? - встрепенулся тот.